Михаил Колесов - Меньшиковский дворец[повесть, кубинский дневник и рассказы]

МИХАИЛ КОЛЕСОВ (Семёнов)

МЕНЬШИКОВСКИЙ ДВОРЕЦ

КУБИНСКИЙ ДНЕВНИК Сергея Кольцова

РАССКАЗЫ

Посвящается

Нильде Фрегель

 Колесов Михаил, Севастополь, 2008.

 Фото. Заморин Дмитрий. Ленинград, 2007.

Расписка

Шел жаркий август 1941 года. Войска Красной армии, отступая, отходили на Восток. Деревня Потапиха затерялась в лесной глуши Вологодской области далеко от железной дороги. Время от времени на нее выходили организованные или разрозненные воинские группы. Но они не задерживались надолго, опасаясь окружения.

Однажды в деревню пришел небольшой отряд красноармейцев, которые рассредоточились вдоль единственной деревенской улицы. Во двор дома стариков Балабакиных вошел молодой командир в темно–зеленной гимнастерке с тремя кубиками в петлицах и в фуражке с синим околышем. Его сопровождали два бойца с винтовками.

— День добрый, хозяйка! — приветствовал пожилую женщину командир. — Где хозяин?

— Здравствуйте. Хозяин в доме, проходите, — ответила Анастасия Агаповна.

— Да, нет, мы останемся здесь. Времени мало. У вас воды не найдется?

— Может быть, хотите молока?

— Спасибо, молоко — это хорошо, — почему–то смутился командир и оглянулся на оставшихся у калитки бойцов.

Баба Настя вынесла из дома небольшой кувшин молока и подала командиру. Сзади нее на крыльцо вышел высокий худощавый, но крепкий старик, с острой черной бородкой. Антропий Семенович сурово посмотрел на офицера и невежливо спросил:

— Что надо?

— Сыновья есть? — вместо ответа спросил офицер, отпив из кувшина и передав его подошедшим красноармейцам.

— Есть, — резко ответил, не сходя с крыльца, дед Антроп, — младший на Тихоокеанском флоте, старший на Северном.

— На Северном? — переспросил офицер и посмотрел на бабу Настю. — Они у тебя, что — военные моряки?

— Военморы, — сказал, уже раздражаясь, дед. — Так что надо?

Командир успокоился:

— Ну, вот и хорошо. Ты, отец двух защитников Родины, должен понимать, какое сейчас время.

— Я и без тебя знаю, какое время, — резко прервал его дед. — Я еще в семнадцатом с казаками воевал в Питере. Не тебе мне объяснять.

Голос у офицера стал официально строгим.

— У меня приказ забрать из вашей деревни крупный скот на нужды Рабоче–крестьянской Красной армии. У вас, как я понял, есть корова?

Только сейчас баба Настя обратила внимание на то, что из соседских дворов раздаются мычание потревоженных коров, женские крики и причитания.

— Что же это такое? Всю живность мы уже вам отдали. Мы, что же чужие, не понимаем? Но без коровы мы зимой просто умрем!

— Ничего, мать, потерпи, — ответил командир. — До зимы мы немца разобьем и выгоним. А корову тебе вернем. Обязательно. Я тебе это обещаю от имени Красной армии.

Старик вцепился в перила крыльца:

— Ну, да, как же вернешь, тебе бы самому вернуться, — тихо произнес дед, но жене твердо сказал:

— Выведи им корову. Все равно, придет немец, — заберет все.

Баба Настя удивленно посмотрела на него, так как не ожидала от него такой уступчивости.

Пока баба Настя вместе с красноармейцами вывела корову за ворота, командир достал из своей походной планшетки обыкновенную школьную тетрадь, вырвал из нее листок и спросил:

— Отец, как тебя звать?

Старик, не задумываясь, назвал свое имя, отчество и фамилию.

Командир быстро что–то написал и передал записку деду.

— Спасибо, отец, я свое обещание выполню.

— Ты сначала жив останься, — пробурчал дед Антроп и посмотрел на записку.

На листке карандашом, аккуратным почерком было написано:

«Расписка. Дана крестьянину деревни Потапиха, Балабакину Антропию Семеновичу, в том, что у него изъята по причине военной необходимости корова (одна). От имени РККА обязуюсь, что корова будет ему возвращена после разгрома врага. Ст. лейтенант Петрушенко И. С.» Дальше — номер части, дата и вполне разборчивая подпись.

Когда старик поднял голову, командира во дворе уже не было.

— Что это у тебя? — спросила, вернувшись, заплаканная баба Настя.

— Да, вот бумажка вместо коровы, — зло ответил дед.

— Ну и выбрось. Зачем она нам? Корову не вернешь.

Старик повернулся и вошел в дом. Здесь он, аккуратно сложив бумажку и завернув ее в обычный носовой платок, положил маленький сверток за висевшую в переднем углу комнаты икону.

…Военные действия обошли деревню Потапиху стороной. Так получилось, что советские войска отошли, а немецкие не пришли. Сельчане слышали канонаду боев то на востоке, то на западе. Над деревней пролетали часто советские и немецкие самолеты, иногда сбрасывая бомбы или обстреливая из пулеметов. Несколько домов в деревне сгорели, но никто не погиб. Ходили слухи о каких–то партизанах в соседних лесах, но в деревню они не заходили. Мужчин и молодежи в деревни не осталось. Больше всего люди страдали от голода. Скота и птицы уже ни у кого не было. Питались тем, что выращивали на своих огородах и тем, что можно было собрать в лесу.

Так прошло два с половиной года, когда, наконец, была прорвана «ленинградская блокада». И к весне 1944‑го люди воспрянули духом.

Однажды поздно ночью в окно стариков раздался негромкий, но уверенный стук. Когда дед выглянул в окно, то увидел в свете луны человека, стоявшего перед домом в матросском бушлате и шапке.

— Сашка! — воскликнул радостно он. — Вставай, мать, твой сын приехал.

Но, когда он открыл дверь, то услышал:

— Нет, отец, это я — Семен. Здравствуй.

Мать заплакала и кинулась обнимать сына, не веря глазам своим.

— Ты как здесь оказался? — подозревая неладное, строго спросил, не подходя к младшему сыну, отец. — Ты должен быть во Владивостоке.

— Подожди, отец, дай Сене раздеться. Я сейчас печь разожгу. Смотри, как он замерз, — запричитала баба Настя.

— Ты, что молчишь? Почему пришел ночью и что это за странная на тебе форма? — опять обратился отец к сыну.

— Да, ты мне слова не даешь сказать, — разозлился, отрываясь от матери, Семен. — Успокойся, отец, я не дезертир. Я вам сейчас все объясню.

Дед почему–то сразу поверил. Видно его успокоил уверенный вид сына.

— Ладно, проходи, садись и рассказывай. Где ты пропадал столько лет?

— Пять лет, отец. Мы с тобой не виделись больше пяти лет, с тех пор, как я приезжал последний раз в отпуск. У меня за это время много чего произошло. А вы как тут жили? Немцы здесь были? Я вам писал, но письма, наверное, пока сюда не доходят.

— Ладно, у нас все нормально. Немцев здесь не было, хотя наших тоже не было. Так что выжили одни и, слава Богу. Нечего рассказывать, говори о себе.

И Семен рассказал. Рассказал о том, что в начале войны его с флота, после краткосрочных курсов политруков, перевели на службу в военно–морское училище во Владивосток. О том, что он женился на местной девушке, что в прошлом году у него родился сын, который вместе с матерью остался там, на Дальнем Востоке. А его в начале года направили, по личному желанию, в специальную офицерскую школу под Ленинград, где он сейчас и учится.

— А что это за такая специальная школа, — спросил недоверчиво отец, — в которую набирают только по желанию?

— Это школа называется СМЕРШ, «смерть шпионам», как назвал ее Сталин. В ней готовят специально для борьбы с немецкими шпионами и диверсантами.

— Ну, хорошо, а как ты здесь оказался? — опять возвращаясь к своим подозрениям, спросил отец, — только не говори мне, что тебя отпустили в увольнение среди войны.

— Да, нет, отец. Дело в том, что нашу школу часто бросают на заготовку дров для Ленинграда. Тем более что сейчас по лесам бродит много дезертиров и заблудившихся немцев. Так что совмещаем практику с полезным трудом. На днях нас завезли в лес недалеко отсюда, и я отпросился на ночь у командира. К утру должен вернуться.

— Сколько же это километров отсюда? — охнув, спросила мать.

— Да немного, мама, километров пятнадцать, — небрежно ответил сын.

— Мда, — только и сказал отец. — Тогда давай, мать, быстро выкладывай на стол, ему пора возвращаться назад.

— Нет, — сказал Семен, — уже не могу больше задерживаться. Я возьму все с собой.

— Мам, теперь все будет хорошо. Я буду рядом, — он обнял мать на прощание. — Отец, проводи меня со двора.

Во дворе отец, сразу же спросил:

— Что ты мне хотел сказать? Говори!

Семен взял в темноте руку отца:

— Отец, крепись и подготовь мать, — сказал он тихо. — Саша погиб.

Он почувствовал, как сжалась рука отца, и тот спросил:

— Как, откуда ты знаешь?

— Я уже здесь сделал запрос, и мне ответили, что мой брат погиб в первые дни войны под Мурманском. Их сторожевой корабль «Пассат», только что переоборудованный из бывшего траулера, вместе с другим таким же сторожевиком сопровождали транспортные суда в Баренцевом море. У острова Харлов их неожиданно атаковали три немецких эсминца. Сторожевики приняли неравный бой, и оба были потоплены. С «Пассата» пушка стреляла до последней минуты, пока он не скрылся под водой. Об их подвиге тогда писали в газетах. Мне сказали, что вы скоро получите официальное извещение.